Трудно быть богом. Хищные вещи века - Страница 85

— Государь,- быстро сказал он,- прикажите дону Рэбе представить вам знаменитого доктора Будаха!

Видимо, дон Рэба все-таки растерялся. Главное было сказано, а Румата был жив. Король перекатил мутные глаза на министра охраны короны.

— Государь,- продолжал Румата,теперь уже не торопясь и надлежащим слогом. — Зная о ваших поистине невыносимых страданиях и памятуя о долге моего рода перед государями, я выписал из Ирукана знаменитого высокоученого лекаря доктора Будаха. К сожалению, однако, путь доктора Будаха был прерван. Серые солдаты уважаемого дона Рэбы захватили его на прошлой неделе, и дальнейшая его судьба известна одному только дону Рэбе.Я полагаю, что лекарь где-то поблизости,скорее всего в Веселой Башне,и я надеюсь, что странная неприязнь дона Рэбы к лекарям еще не отразилась роковым образом на судьбе доктора Будаха.

Румата замолчал, сдерживая дыхание. Кажется, все обошлось превосходно. Держись,дон Рэба! Он взглянул на министра и похолодел. Министр охраны короны нисколько не растерялся.Он кивал Румате с ласковой отеческой укоризной.Этого Румата никак не ожидал. Да он в восторге, ошеломленно подумал Румата. Зато король вел себя, как ожидалось.

— Мошенник!- заорал он.- Удавлю! Где доктор? Где доктор, я вас спрашиваю! Молчать! Я вас спрашиваю, где доктор?

Дон Рэба выступил вперед, приятно улыбаясь.

— Ваше величество,- сказал он,- вы поистине счастливый государь, ибо у вас так много верных подданных, что они порой мешают друг другу в стремлении услужит вам.(Король тупо смотрел на него.) Не скрою,как и все,происходящее в вашей стране, был мне известен и благородный замысел пылкого дона Руматы. Не скрою, что я выслал навстречу доктору Будаху наших серых солдат — исключительно для того, чтобы уберечь почтенного пожилого человека от случайностей дальней дороги. Не буду я скрывать и того, что не торопился представить Будаха Ируканского вашему величеству…

— Как же это вы осмелились?- укоризненно спросил король.

— Ваше величество,дон Румата молод и столь же неискушен в политике, сколь многоопытен в благородной схватке. Ему и невдомек, на какую низость способен герцог Ируканский в своей бешеной злобе против вашего величества. Но мы-то с вами это знаем, государь, не правда ли? (Король покивал.) И поэтому я счел необходимым произвести предварительно небольшое расследование. Я бы не стал торопиться,но если вы, ваше величество (низкий поклон королю), и дон Румата (кивок в сторону Руматы) так настаиваете, то сегодня же после обеда доктор Будах, ваше величество, предстанет перед вами, чтобы начать курс лечения.

— А вы не дурак,дон Рэба,- сказал король,подумав.- Расследование- это хорошо.Это никогда не мешает.Проклятый ируканец…- Он взвыл и снова схватился за колено. — Проклятая нога! Так, значит, после обеда? Будем ждать.

И король,опираясь на плечо министра церемоний,медленно прошел в тронный зал мимо ошеломленного Руматы.Когда он погрузился в толпу расступающихся придворных, дон Рэба приветливо улыбнулся Румате и спросил:

— Сегодня ночью вы,кажется,дежурите при опочивальне принца? Я не ошибаюсь?

Румата молча поклонился.

Румата бесцельно брел по бесконечным коридорам и переходам дворца, темным, сырым,провонявшим аммиаком и гнилью,мимо роскошных,убранных коврами комнат, мимо запыленных кабинетов с узкими зарешеченными окнами, мимо кладовых, заваленных рухлядью с ободранной позолотой.Людей здесь почти не было. Редкий придворный рисковал посещать этот лабиринт в тыльной части дворца, где королевские апартаменты незаметно переходили в канцелярии министерства охраны короны.Здесь было легко заблудиться. Все помнили случай, когда гвардейский патруль,обходивший дворец по периметру, был напуган истошными воплями человека, тянувшего к нему сквозь решетку амбразуры исцарапанные руки. «Спасите меня!-кричал человек.-Я камер-юнкер!Я не знаю, как выбраться! Я два дня ничего не ел! Возьмите меня отсюда!» (Десять дней между министром финансов и министром двора шла оживленная переписка, после чего решено было все-таки выломать решетку, и на протяжении этих десяти дней несчастного камер-юнкера кормили,подавая ему мясо и хлеб на кончике пики.) Кроме того, здесь было небезопасно.В тесных коридорах сталкивались подвыпившие гвардейцы, охранявшие особу короля, и подвыпившие штурмовики, охранявшие министерство.Резались отчаянно,а удовлетворившись,расходились,унося раненых. Наконец здесь бродили и убиенные. За два века их накопилось во дворце порядочно.

Из глубокой ниши в стене выступил штурмовик-часовой с топором наготове.

— Не велено,- мрачно объявил он.

— Что ты понимаешь, дурак!- небрежно сказал Румата, отводя его рукой.

Он слышал,как штурмовик нерешительно топчется сзади,и вдруг поймал себя на мысли о том, что оскорбительные словечки и небрежные жесты получаются у него рефлекторно,что он уже не играет высокородного хама,а в значительной степени стал им.Он представил себя таким на Земле,и ему стало мерзко и стыдно. Почему? Что со мной произошло? Куда исчезло воспитание и взлелеянное с детства уважение и доверие к себе подобным, к человеку, к замечательному существу,называемому «человек»?А ведь мне уже ничто не поможет, подумал он с ужасом.Ведь я же их по-настоящему ненавижу и презираю…Не жалею,нет- ненавижу и презираю.Я могу сколько угодно оправдывать тупость и зверство этого парня, мимо которого я сейчас проскочил,социальные условия, жуткое воспитание, все, что угодно, но я теперь отчетливо вижу, что это мой враг, враг всего, что я люблю,враг моих друзей, враг того, что я считаю самым святым. И ненавижу я его не теоретически, не как «типичного представителя», а его самого, его как личность.Ненавижу его слюнявую морду,вонь его немытого тела,его слепую веру, его злобу ко всему,что выходит за пределы половых отправлений и выпивки. Вот он топчется, этот недоросль,которого еще полгода назад толстопузый папаша порол,тщась приспособить к торговле лежалой мукой и засахарившимся вареньем, сопит, стоеросовая дубина, мучительно пытаясь вспомнить параграфы скверно вызубренного устава,и никак не может сообразить,нужно ли рубить благородного дона топором,орать ли «караул!» или просто махнуть рукой — все равно никто не узнает.И он махнет на все рукой, вернется в свою нишу,сунет в пасть ком жевательной коры и будет чавкать, пуская слюни и причмокивая. И ничего на свете он не хочет знать,и ни о чем на свете он не хочет думать.Думать! А чем лучше орел наш дон Рэба? Да, конечно, его психология запутанней и рефлексы сложней, но мысли его подобны вот этим пропахшим аммиаком и преступлениями лабиринтам дворца,и он совершенно уже невыносимо гнусен- страшный преступник и бессовестный паук.Я пришел сюда любить людей,помочь им разогнуться,увидеть небо. Нет, я плохой разведчик, подумал он с раскаянием. Я никуда не годный историк. И когда это я успел провалиться в трясину, о которой говорил дон Кондор? Разве бог имеет право на какое-нибудь чувство, кроме жалости?