Вага замолчал и опустил голову. По щекам его вдруг потекли старческие медленные слезы.
— А ведь я старею,дети мои,- сказал он, всхлипнув.- Руки мои дрожат, ноги подгибаются подо мною,и память начинает мне изменять.Забыл ведь, совсем забыл,что среди нас,в этой душной,тесной клетушке томится благородный дон, которому совершенно нет дела до наших грошовых расчетов.Уйду я. Уйду на покой. А пока, дети мои, давайте извинимся перед благородным доном…
Он встал и, кряхтя, согнулся в поклоне. Остальные тоже встали и тоже поклонились, но с явной нерешительностью и даже с испугом. Румата буквально слышал, как трещат их тупые, примитивные мозги в тщетном стремлении угнаться за смыслом слов и поступков этого согбенного старичка.
Дело было,конечно,ясное: разбойничек пользовался лишним шансом довести до сведения дона Рэбы,что ночная армия в происходящем погроме намерена действовать вместе с серыми.Теперь же, когда настало время давать конкретные указания, называть имена и сроки операций, присутствие благородного дона становилось, мягко выражаясь, обременительным, и ему, благородному дону, предлагалось быстренько изложить свое дело и выметаться вон. Темненький старичок. Страшненький. И почему он в городе? Вага терпеть не может города.
— Ты прав,почтенный Вага,- сказал Румата.- Мне недосуг. Однако извиниться должен я, потому что беспокою тебя по совершенно пустяковому делу.- Он продолжал сидеть,и все слушали его стоя.- Случилось так, что мне нужна твоя консультация… Ты можешь сесть.
Вага еще раз поклонился и сел.
— Дело вот в чем,-продолжал Румата.-Три дня назад я должен был встретиться в Урочище Тяжелых Мечей со своим другом, благородным доном из Ирукана. Но мы не встретились. Он исчез. Я знаю точно, что ируканскую границу он пересек благополучно. Может быть, тебе известна его дальнейшая судьба?
Вага долго не отвечал. Бандиты сопели и вздыхали. Потом Вага откашлялся.
— Нет, благородный дон,- сказал он.- Нам ничего не известно о таком деле.
Румата сейчас же встал.
— Благодарю тебя, почтенный,- сказал он. Он шагнул на середину комнаты и положил на конторку мешочек с десятком золотых.- Оставляю тебя с просьбой: если тебе станет что-нибудь известно, дай мне знать.-Он прикоснулся к шляпе. — Прощай.
Возле самой двери он остановился и небрежно сказал через плечо:
— Ты тут говорил что-то об ученых людях.Мне пришла сейчас в голову мысль.Я чувствую, трудами короля в Арканаре через месяц не отыщешь ни одного порядочного книгочея. А я должен основать в метрополии университет, потому что дал обет за излечение меня от черного мора. Будь добр, когда подналовишь книгочеев,извести сначала меня,а потом уже дона Рэбу.Может статься, я отберу себе парочку для университета.
— Не дешево обойдется,-сладким голосом предупредил Вага.-Товар редкостный, не залеживается.
— Честь дороже, — высокомерно сказал Румата и вышел.
Этого Вагу, думал Румата, было бы очень интересно изловить и вывести на Землю.Технически это не сложно.Можно было бы сделать это прямо сейчас.Что бы он стал делать на Земле? Румата попытался представить себе, что Вага стал бы делать на Земле.В светлую комнату с зеркальными стенами и кондиционированным воздухом, пахнущим хвоей или морем, бросили огромного мохнатого паука. Паук прижался к сверкающему полу,судорожно повел злобными глазками и- что делать? -боком,боком кинулся в самый темный угол,вжался, угрожающе выставив ядовитые челюсти.Конечно,прежде всего Вага стал бы искать обиженных. И, конечно, самый глупый обиженный показался бы ему слишком чистым и непригодным к использованию.А ведь захирел бы старичок.Пожалуй, даже и умер бы. А впрочем, кто его знает!В том-то все и дело,что психология этих монстров — совершенно темный лес. Святой Мика! Разобраться в ней гораздо сложнее, чем в психологии негуманоидных цивилизаций.Все их действия можно объяснить, но чертовски трудно эти действия предсказать.Да, может быть, и помер бы с тоски. А может быть, огляделся бы, приспособился, прикинул бы, что к чему, и поступил бы лесничим в какой-нибудь заповедник.Ведь не может же быть,чтобы не было у него мелкой, безобидной страстишки, которая здесь ему только мешает, а там могла бы стать сутью его жизни.Кажется, он кошек любит. В берлоге у него, говорят,целое стадо,и специальный человек к ним приставлен. И он этому человеку даже платит, хотя скуп и мог бы просто пригрозить.Но что бы он стал делать на Земле со своим чудовищным властолюбием- непонятно!
Румата остановился перед таверной и хотел было зайти, но обнаружил, что у него пропал кошелек.Он стоял перед входом в полной растерянности(он никак не мог привыкнуть к таким вещам, хотя это случилось с ним не впервые) и долго шарил по всем карманам. Всего было три мешочка, по десятку золотых в каждом. Один получил прокуратор,отец Кин,другой получил Вага.Третий исчез.В карманах было пусто, с левой штанины были аккуратно срезаны все золотые бляшки, а с пояса исчез кинжал.
Тут он заметил,что неподалеку остановились двое штурмовиков, глазеют на него и скалят зубы.Сотруднику Института было на это наплевать,но благородный дон Румата Эсторский осатанел. На секунду он потерял контроль над собой. Он шагнул к штурмовикам, рука его непроизвольно поднялась, сжимаясь в кулак. Видимо,лицо его изменилось страшно, потому что насмешники шарахнулись и с застывшими, как у паралитиков, улыбками торопливо юркнули в таверну.
Тогда он испугался.Ему стало так страшно,как было только один раз в жизни, когда он- в то время еще сменный пилот рейсового звездолета ощутил первый приступ малярии.Неизвестно,откуда взялась эта болезнь, и уже через два часа его с удивленными шутками и прибаутками вылечили, но он навсегда запомнил потрясение,испытанное им,совершенно здоровым, никогда не болевшим человеком, при мысли о том, что в нем что-то разладилось, что он стал ущербным и словно бы потерял единоличную власть над своим телом.